Lacrimosa Duish
Улутар из последних сил бежал.
— Дальше, только дальше от города, дальше...
Острые камни кололи пальцы ног, но он не смотрел вниз. Только вперёд, прорезая тьму тусклым светом маленьких глаз, вернее щёлочек, сжимающихся от песка, летевшего из пустоты. Темнота была повсюду, словно он и не двигался, разве что иногда камень под ногами оказывался большим, и маленький протосс об него спотыкался. Падая он выкрикивал что-то нечленораздельное и с каждым разом всё медленнее вставал. Так и бежал пока не врезался в скалу, заключив её в кольцо маленьких рук, и не торопился отпускать.
— Ты похожа на смерть... - произнёс он простояв минут пять - мне... рассказывали одну такую историю... ты похожа на смерть из неё... такая же... большая и чёрная... - скала отвечала безмолвием, прерываемым свистом пыли через маленькие расщелины.
— И такая же тихая... может заберёшь меня? Мне всё равно нечего делать... - ребёнок медленно сполз со скалы и уселся к ней спиной - тут скучно... темно... ничего не меняется... все ждут чего-то, не пойми чего... - сделав паузу он снова покосился на скалу. - Смерть так безмолвна и чиста... - поднял с земли камушек поострее и начал выводить на поверхности своей собеседницы кривые иероглифы. Крик души изливался на камень, пульсировал в жилках глаз, перекатывался по нервным окончаниям и отрываясь от кончиков длинных вибрисс летел через вакуум всеобщего молчания туда где его может быть кто-то услышит. Узор иероглифов извивался змейкой по чёрной плоти, наполненный причудливыми кружевными лепестками и всполохами, повисшими как-то отдельно от общего узора, словно надежда, вопрос в пустоту вечной ночи, ищущий выхода, выхода и ответа.
— Их желания умирают в зачатии, их сомнения отпадают при едином взмахе той маленькой чёрной дыры, они становятся воинами, застывшими в ожидании неизвестного врага, они теряют что-то, чего не должны терять... почему они так этого бояться, что такого может принести им этот... пучок нервов? - Улутар прекратил каллиграфию на скале и уставился на свой растрепавшийся хвостик. - Вот принципиально не хочу, чтобы его резали! И точка! - лицо его приняло то выражение, что можно наблюдать только у маленького протосса, когда всё личико превращается в три большие складки, когда он пытается прищуриться при неэластичности кожи лица. - И знать не желаю ни о каких там кхалаях, которые могу меня побеспокоить!
Скала-смерть продолжала молчать. Как и остальные слушатели. Несколько молодых тёмных, проходивших мимо под покровом собственного неокрепшего могущества, другие скалы, за которыми они прятались. Шумел лишь ветер, исполнявший свою симфонию из шелеста плащей, свиста песка, каменной барабанной дроби и редких капель влаги. Он знал что только он имеет власть на Шакурасе и всеми его обитателями в купе со скалами, камнями и морями. Хоть её и не признавали, наивно считая, что ни у скал, ни у ветра, ни у моря нет собственной воли и мыслей. Их это не волновало. Они были свободны по-настоящему и играли по своим правилам, день ото дня посмеиваясь над своими недавними (что такое тысячи лет для природы?) соседями, объявившими себя высшей расой, и вечно твердившими о каком-то Аюре. Забавно иногда было швырнуть камень-другой в очередного роптуна, чтобы упав на песок он заплакал и вкусил реальности с кровью меж чешуек, уносящей размытую голубую мечту о рае. Как верный приближенный антимира он хотел, мечтал о том, чтоб эти бедные создания оценили красоту его жестокости, полюбили скалы похожие на смерть, пронзающие небо словно улетающие в небытие души, и возблагодарили смерч из синей пыли (а синяя ли она?) за то, что обучил их танцу своему... и он хотел, чтобы его унылая песня стала частью их таинственной тёмной мелодии, зазвучавшей не так давно, но завлекшей тысячи в свои извилистые объятия, для каждого неповторимые, как витки иероглифа, подаренного мальчиком скале.
— И ты его запомнишь. Пронесешь через века, и кто-то ещё пройдёт там мимо, прочтёт, поймёт, добавит новый виток, и так из года в год ты станешь всё больше походить на обелиск... - неясно, принадлежал ли этот мысленный шёпот мальчику или самому ветру, но три пары красных глаз прищурились вот тьме не то брезгливо, не то презрительно, не то истово равнодушно.
Огромной пастью в земле разверзлась пещера. Песок сыпался в неё маленькими водопадами, мерцающими в свете мутно-желтой луны, полувглядывавшей из-за горизонта. Звездчатые отпечатки маленьких четырехпалых лапок терялись в этом слабом потоке, и ребёнок верил, что его не найдут здесь. От кого он прятался не знали ни он, ни те, кто возможно стал бы его искать, а песок и капельки радиоактивной воды, падавшие с потока этой ямы, нежно посмеивались над глупеньким протоссом.
— «От меня ты точно не спрячешься» - пропел задувший ветер вторя им, словно говоря за весь Шакурас, который был везде, в каждой песчинке, в каждой молекуле этого разреженного холодного воздуха, в криках всех, кто смирился и ужился с его прекрасным антимиром. И не мог проникнуть он ещё только в души непокорных тёмных, и во тьме мечтающих а каком-то далёком рае.
— А если попробовать... - неокрашенная телепатема ребёнка раздражила ветер, и тот озлобленно надул в пещеру тучу песка. Улутар к подобному привык, и гордо закрыл глаза. - убегу так что не найдёшь... - Песок посыпался сильнее.
— «Уж если мы тебя засыпем, тебя уж точно не найдут... - песчинки шипели потоком о камни.
— И не надо... - печально произнёс ребёнок глядя сквозь пыль на равнодушное небо. - Всё равно я хочу умереть. Пусть вы меня проглотите...
Всяко лучше чем быть неясной безликой тенью в этой пустыне.
— «Здесь всё... тень...» - прозвучал голос будто из глубины планеты, словно дух Шакураса сам возмущенно вышел на переговоры.
Тоссёнок боялся, хоть и усердно скрывал это.
— «Тенью легче спрятаться от других, но не от меня... я везде... я над вами, под вами, вокруг вас... какой смысл дичиться меня? Ведь вам милы были пустыни родного края... а они по красоте несравнимы с голубыми песками мерцающими в ночи... слепящие светом моря не обнимут тьмой и смертью бархатного безумия... не сумеет никогда ваш старый мир обрести красоту вечной ночи и постичь тайны пропасти меж жизнью и смертью... Он погибнет если подтолкнуть его во тьму, а я останусь жить вечно...» Улутар закрыл глаза мучаясь от боли при словах жестокой чёрной Гайи, спящей в сердце планеты. Эти речи были ещё темнее и мучительнее чем слова самой Матриарха, и любого другого тёмного, несознательно впитавшего в свои мысли неестественный для протосса мрак. Но как ни странно в этих страшных речах было какое-то чувство.
— Любовь? - мысленно шепнул дарчонок... природа внезапно затихла, словно это слово раскрыло её заветную тайну. Песок перестал заноситься с ветром, лишь несколько песчинок опасливо падали в ямки почти исчезнувших следов. Очищенный от пыли воздух потерял движение и температуру, застыв морозным стеклом одиночества. Улутар открыл глаза - так вот почему ты мучаешь нас... ты любишь нас... - подумал он и прикрылся рваным плащиком как раз вовремя - разъярённый ветер затолкнул его в груду песка, так и не дав ответа на немой вопрос, кроме как растрепав вибриссы мальчика...
Луна опускалась всё ниже за горизонт, и похожа была на прищуренный глаз протосса, подергивающийся от неизъяснимой боли в потоке облаков.
Ветер почти не колыхал пески огромной нескончаемой пустыни, не бил их о скалы играючи смеясь и танцуя с ними как со строптивыми девицами. Он гнал и гнал смертоносные крылья по небу, думая о грозах, о танцах, о будущем, о котором всё шепчут эти маленькие одинокие тени, бегущие там, внизу, прыгая словно от облака к облаку, избегая света Менкелу, голубеющей в зените, и купаясь в лучах Тулари, уже совсем было уснувшей и прикрывшей сонный желтый глаз игриво на прощание.
Темные телепатемы сплетались между бегущими короткими ниточками, образуя миниатюрную сеть, держащую группу тёмных вместе. Играли ли они, или шли на задание, было неясно, но они почти не отставали от воздушных потоков, дувших в небесах. Длинные ноги почти не касались земли, плащи раскидывались словно крылья, зовущие их лететь куда-то в недосягаемые выси, которые даны лишь тем, кто погиб, и выпустил на волю душу... телепатемы плетями обвивали облака и щекотали ветер... много коротких телепатем, полунепонятных, полубредовых... А где-то вдали странная... длинная... грязно-белая, прерывистая и болезненная, словно разряды, трепещущие в надувшихся тучах.
— Кто-нибуть... скажите... я не один?... - больною жилкой вырывался детский ропот из-под земли, из маленькой пещеры, разрывая задавленным светом забившиеся в хаосе речи тёмных. Паутина пронеслась над ней и рассыпалась как столп пыли о скалу, и тёмные в замешательстве остановились. Сотни лет они жили и сотни лет не видели света... не знали света. Не знали, что это такое, но почему-то верили, что на Аюре они нашли бы его и полюбили. Никто не ждал света здесь, в этом антимире. Маленького лучика света, исполненного отчаянной надежды. Тупо уставившись на полузасыпанную песком пещерку кто-то рявкнул - Naradak (безумие) - и дёрнул своих товарищей дальше. Но их красивую игру и ночные выкрики уже сломали, и не с таким энтузиазмом уже неслись они дальше по пустыне.
— Я... один... - грустная телепатема посерелой ниточкой полетела сквозь лиловое электрическое небо.
— Ох уж эти малолетки неотсечённые... - иголка раздражения вылетела из тёмного сплетения в ответ на детский плач.
— Один... - ниточка всё тускнела прорываясь в глубины космоса. - Один... - дрожала в агонии, продолжая источать свет. - ОДИН! - словно канат прорвала ткань ночи и сотни молний бросились на это возмущение их спокойствия бить пески пустыни, пытаясь найти нарушителя.
Пещерка надёжно укрывала Улутара от подобных явлений природы уже не в первый раз... но не могла укрыть его от одиночества... и он продолжал кричать... неясно сколько времени кричал он, ибо в граде лиловых разрядов время и пространство само искажалось от гнева в бессильной злобе.
Вскоре небеса заплакали от злобы ядовитой водой, вобравшей в себя озоновых запах поредевших молний, и всё стихло, кроме ропота намокавшего песка... И тоненькая нить упала с небес нежная и яркая, параллельно с каплями дождя.
— Ты не один... - слова исполненные света лизнули сознание тёмного...
Ниточка не погасла увлекая за собой ещё сотни, тысячи сплетений чего-то далёкого, неестественного для Шакураса, злобно отторгавшего это потоком тьмы из собственного сердца. Огромный луч света, разгоняющий тьму, луч чужых мыслей, не паутинка связывающая нескольких а нечто большее, связавшее воедино миллионы существ, миллиарды существ, вонзился душу ребёнка вытравляя из неё боль, печаль и страх, всё тёмное и... ненужное... Дождь из света...
— Кто ты?...
Улутар наконец-то был спокоен. Неизъяснимое блаженство мягким облаком обвивало его ауру, отталкивая всякое сомнение в том что это правильно, и что этого не нужно вовсе бояться.
— Хорошо... Луриа?
— Смешной... неужели ты никогда не знал и не слышал о нас?
— Мы... они... боятся вас. Вы злы на них. Они злы на вас.
— Мы... давно прогнали вас, даже не дав вам пути назад и изуродовали... жестоко...
— Мы... они... не помнят. И не знают как с вами хорошо.
— В нас, у нас, с нами... мы одно...
— Сеть? Воронка?
— Мы свет. Путь к свету и во имя света...
— У каждого свой путь и своя правда... Мы одни...
Холодная и грустная нотка его голоса покачнула нежные, словно пуховые перья, мягкие нити, свисавшие с небес нежным потоком.
— Мы во тьме...
— Мы свет... - в словах Лурии скользила мягкая улыбка. Добрая и смиренная, подчинённая какой-то неведомой высшей воле, воле тысяч, миллионов, миллиардов... - Кто ты?
— Я тот, кого разлучили со светом... (U-lut-ar - страдающий в разлуке со светом) - Ты тот, кто хочет вернуться к свету...?
— Я не знаю чего я хочу... я не хочу быть один... - мальчик нарисовал в сознании изображение бегущих по пустыне дарков, стянутых чёрной паутиной - Они вместе... а я один...
— Они одни... они не могут быть вместе... тьма это одиночество, они отсечены и не могут быть вместе. Ни с кем! - голос девочки, находящейся вероятно в тысячах световых лет от Улутара, зазвучал странно твёрдо, словно он высказал ей нечто, попирающее её святыни и каноны...
— Мы... вместе... Они одни... - сказали двое детей хором. Уверенно и плавно мысли маленького протосса струились навстречу огромному потоку света.
— Вы... всюду несёте свет?
— Этот свет с каждым из нас. Это Мы... Если кто-то счастлив - Мы счстливы... Если кому-то больно... Мы страдаем...
— Мне больно...
— Нам тоже... потому что ты уже один из нас...
— Мне страшно.
— Мы с тобой. Тебе не нужно бояться.
— Но Они... разве Они не есть Мы? Я... один из них...
— Это не Они. Это Одни. Ты был одним из Одних... Одиноких...
— Но Они...
— Нет никаких Оних. Только Мы и Одни.
— Мы... - многоголосие ниточек телепатем тысяч протоссов повторяло заветную объединяющую мантру, первая часть которой была непонятна Улутару - Айюр... Кхала... Мы...Одно...
— Мы... Одно...? - словно загипнотизированный светом повторил ребёнок, вылезший из пещерки и уставившийся в нахмурившееся небо, пронизанное вращающимся клином сияющих сплетений тысяч, миллионов, миллиардов мыслей... Пока что-то чёрное вдруг не нарушило этой прекрасной гармонии созерцания...
Ветер слетел с небес остервенело подбрасывая глыбы камней, неся их неистовыми смертоносными потоками вместе с пылью, влагой и молниями, застрявшими в его цепких переплётах. Земля дрожала под ногами бегущих по пустыне тёмных. Тулари бросала на их крылатые плащи последние тусклые блики, пожираемые впившимися в луну скалами. Испуганные птеродактили затаились в их щелях спиной к этому свету, наблюдая за обречённой кучкой протоссов, оказавшихся наедине с взбешенным Шакурасом. Существа знали нравы этой планеты и вторили порывам ветра, поющего в щелках скалы душераздирающими воплями, прерываемыми барабанной дробью камней об иссушенную землю и редкими ударами ещё не умерших молний.
Чёрная паутинка сжималась в клубочек, так близко друг к другу бежали напуганные протоссы, бежали назад, прочь от ветра, кидавшего в них камни. Зазевавшегося тёмного он огрел прямо в темя и тот, пошатнувшись, рухнул наземь, тут же став жертвой синего колючего песка. Товарищи не сумели ответить ничем кроме импульса сочувствия, исполненного жгучей боли, и вот ещё один попал в капкан тёмного антимира, провалившись во внезапно треснувшую поверхность планеты. Всё что смог он увидеть перед потерей сознания это прекрасный водопад песка, вдруг засверкавший голубым в прорезавших яркими мечами облака лучах жестокой гордой Менкелу, подобно верной супруге, участсвовавшей в жестоких забавах озлобившегося мужа, не желавшего резвиться при печальной Тулари. Тьма из самого сердца планеты окутала бесчувственного протосса, словно на прощание, навсегда вбирая в себя его заживо погребённую душу, и вырвалась ещё выше, несясь вместе с верным слугой ветром.
— Кто-нибудь, спасите НАС! - орали молодые дарки вместе и поотдельности, приближаясь к уже виденному ими потоку света, прерванному сейчас густыми сетями тёмной Гайи. В небесах колыхались оторванные от земли светлые нити, вступившие в схватку с волей целого мира, и к ним из сетей рвался слабый стон...
— Лурия! Лурия!
— Мы... не оставим тебя!
— Осторожней... - Улутар дрожал от сжавшей его тьмы. Тьма не давала ему ни видеть, ни говорить, ни чувствовать, и лишь мысль жила в сознании, которое было привязано к Общей Связи, где маленькая Джудикейтор могла её услышать и ответить...
Тёмные недоумевая подбежали к пещере и обнаружили скорчившегося на земле ребёнка, полузасыпанного песком. Одна из них подхватила его, укутывая в плащ, и понесла дальше, увлекая за собой товарищей.
— До Камены несколько миль... через те барханы... там скалы... - кричала она запыхаясь, едва дотягиваясь до двух уставших юношей, бегущих позади, тёмной нитью. - Будете тормозить, покончите как они... - она едва заметно кивнула назад, где погибали закопанные в песок протоссы, бросавшие в неба не крики о помощи... что-то иное... тёмно-серое и исполненное счастья, сплетающееся с ласковыми объятиями земли...
— Мы... - прозвучало, словно тяжёлый вздох слово, так часто повторяемое вертящимися в небе сознаниями кхалаев... но прозвучало оно из недр планеты, словно насмешка, и хохот самого Шакураса зазвучал мелкой дробью камней, прыгавших от радости нового землетрясения как малыши, увидевшие кукареку (прим. Кукарека - игрушка маленьких протоссов типа яйца-матрёшки). За ними повзрослевшие глыбы, каждая с голову протосса, скакали, подминая под собой песчаные массы, которые взлетали с ними в полёт. Вращающаяся в небесах воронка сплелась с молниями и всё меньше и меньше светлых нитей безвредно качалось в небесах...
— Лу...ри...я... Мы... - всё слабее и слабее тянулась ниточка в небеса - Улутар... мы вместе... никакая тьма нас не разделит... - девочка джудикейтор всё ещё билась с целой планетой, протягивая нежные нити через облака в сознание маленького дарка.
— Лурия... - тьма ещё сильнее сдавила душу мальчика, нарочито игнорировавшего голос из недр планеты, твердивший тёмные мантры, изгоняя из своих владений белый клин.
Увесистый булыжник ударил предводительницу тёмных в спину и вот уже готова была погребальная церемония сочетающаяся с музыкой скал, черневших где-то в километре.
— Бегите! Чего вы ждёте! Там Камена! Бегите! - тёмная закрылась плащом и во тьме сама стала подобна огромному камню. Тоссёнок прижался к её холодному телу глядя сквозь сплетения нитей плаща на меркнущий в вышине свет. Двоё молодых протоссов замешкались, но пара ударов ветра в спину подтолкнула их к цели подкинув их за плащи... потоки песка вдруг отступили от упавшей тёмной и стали во всю подталкивать юнцов к скалистыми выступам Камены...
— «Мы...» - ещё один тяжёлый вздох планеты коснулся слуха Улутара и его изнеможенной спасительницы. - «Они ничто в сравнении с вами... Они не смогут спеть такой прекрасной песни своим нестройным хором, какую может спеть каждый из вас. Вы одни и едины со мной, поэтому это Мы...
Вы не дети мне, но и не чужды...» - Одинокие... ты... Один... Мы... Одни. Мы одни... Они одно... - задыхаясь выводил ребёнок свою мысль. - Ты один... ты не хочешь нас отпустить... Ты... любишь нас...?
— Улутар! Улутар! Не исчезай! Не закрывай свой разум, Улутар!!!
— Мы... я хочу... быть...
— «С планетой которой нет! С планетой, которая погибнет, стоит лишь её коснуться скверны! С планетой на которой нет ничего вечного!» - И которая вечна в наших сердцах... - слабый женский голос тёмной ответил на слова Гайи. Градинки и крупицы света над Шакурасом сплелись в мягкое облако и сияли над лежавшими на песке. Установилась тишина, и лишь где-то вдалеке пели скалы, и отправляли во тьму свои стоны перепуганные подростки, чудом избежавшие гибели...
— Даур... Это страшно...
— Это у нас в именах заложено... когда же их сменят... (Da-ur - знающий пределы страху, An-ur - видящий ужас) - Не знаю... Эх... Повезло Таменле... Вроде буря стихла... Хвала что Шакурас умерил свой нежданный пыл! - Анур пал ниц на тёмную землю, в то время как его более спокойный товарищ взял с неё камень и стал искать глазами подходящую скалу...
Тучи роняли редкие капли. Казалось, планета плачет от боли разбитой любви. Она отпустила тёмных и оставила в покое светящееся облачко, бросив в него две чёрные молнии, словно прощальные проклятия прекрасному и далёкому Айюру, предвечной колыбели протоссов, которую они возлюбили навсегда и вовеки веков. Таменла тащила полумертвого дарка на руках, печально оглядываясь в небо, где напуганные чем-то витали телепатемы Лурии.
— Лурия... Лурия... где ты...
— Мы... - в голосе джудикейтора звучала странная печаль, печаль, тронутая тенью антимира. - Айюр... никогда так... не любил нас... - облако света поднялось выше и пропало, оставив тоненькую нить - Он не оставит вас... вы не одни... прости...
Даур смотрел на скалу, упирающуюся в небо косой вершиной, похожей на капюшон широкого плаща, обнимающего всю её фигуру. Чёрные ниточки иероглифов украшали его поверхность, и к ним послушно под рукой темного добавлялись новые телепатемы вторящие голосу, тяжелому и старому...
«Когда пропадает память
И ночные крики заменяют шелест листвы
Рождаемся новые мы
Разделённые навсегда.
Совершенным убийцей стремится
Стать каждый из детей ночи,
Закрыть лицо своё маской
И стать тенью в крылатом плаще.
Не понимаю стремления
Неестественного изначально
Убивать и быть одиноким.
Их желания гибнут в зачатии,
Их сомнения отлетают
Взмахом маленькой пустоты,
Разрывающей в клочья пространство
И рождающей только Смерть.
Смерть всему, чего она коснётся,
Разрывает их навсегда
С чистой нитью, струящейся с неба
Из любимого ими мира.
Они любят и защищают
Ту предвечную колыбель,
За что мир этот их не терпит....»
......
...
.....
«Мир извечный и изначальный,
Уже мёртвый но полный жизни,
Словно проклят он и иссушен,
Старый остов былого величия
Или же таким и рождённый,
Колыбелью кромешной тьмы.
В непокорных детей влюблённый,
Их вгоняющий в трепет и страх
И ведущий жестокие игры,
Изменяющий их язык
И их разум плетущиё сетью
Единой и нерушимой,
Дополняющий музыку тьмы
Песнью томною ветра и скал,
В душах их распаляющий страсть
Драгоценными камнями сердца,
Приносящий им тьму и боль,
Одиночество и наслаждение...»
Даур рисовал цепь иероглифов восхищения рядом с цепью полной страха и непонимания маленького протосса. Таменла медленно, тяжело ступая, скрывая внутри себя что-то очень болезненное, подошла к своим ученикам, протянув им бессильное тельце Улутара.
— Отсеките его... пока не поздно... - с напускным равнодушием сказала она, снимая с пояса камень, сиявший изнутри кроваво-красными отблесками, пульсировавшими в какой-то неясной мантре, и вешая на шею мальчика...
Ветер протяжно запел заунывную песню меж скал, чтобы заглушить тысячи криков.
— Мы страдаем... потому что тебе больно... прости... в последний раз...
Тяжёлые облака расступились, открыв звёздное небо и третью луну Шакураса Дуишь. Была легенда у тёмных о том, что эта луна показывалась когда отсекали маленьких протоссов, успевших войти в общую связь, а три звезды вкруг неё - Таль, Углут и Аркаальке считались пролитыми ей слезами о несчастном ребёнке, пробудившем гнев прекрасной и ужасной, живой и мёртвой планеты...
— Лу... - стало последним словом Улутара, которое услышали где-то на Айюре... и вероятно забыли... неизвестно... Только листик оторвался от маленькой берёзки в рощице умеренной полосы, где маленькая джудикейтор Лурия бегала вокруг своего учителя, умоляя рассказать ей то о тёмных, то об Айюре, то об Общей Связи и об отсечении в целом. Молодой джудикейтор 3й ступени пока не мог ответить на её вопросы и лишь качал головой глядя на суетившуюся девочку, в то время как другой молодняк веселился в стороне...
|
Добавить комментарий
|
|
